В подборке публикуется очерк о гидрогеологе, который, пройдя Урал, Сахалин, Тюмень, Кубань, обосновался в поселке Нижнегорском, у нас в республике и выращивает свой диковинный сад.
Человек и его дело
Человек и его дело
…Родом Геннадий Герасимов с Урала. Есть там такой небольшой город Миасс с удивительными по красоте окрестностями. Знавал и я когда-то тот чудесный уголок земли уральской. Там горы как гигантские копны, разбросанные по берегам лесных речушек и озер, стоят, кутаясь в изумрудные покрывала хвойных лесов, накинутых им на голову рукой искусного творца — природы. Там в прохладе водных струй купаются солнечные лучи, щедро разбрасывая пригоршнями золотые искры свои по вихрастым речным перекатам.
… И куда тебя, Герасимов, понесла нелегкая от такой-то красотищи?! Куда и зачем?
Есть люди, у которых где-то глубоко, в тайниках души прячется внутренний голос. И он, этот голос, постоянно куда-то зовет, беспокоит, торопит…
— Ты был, ты видел? Поезжай, посмотри, ведь это удивительно!
Беспрекословно покоряясь этому внутреннему своему голосу, они срываются с насиженного места и мчатся навстречу с неизведанным, не давая порой себе отчета, зачем. А спросишь…
— И сам не знаю зачем, — отвечает на мой вопрос собеседник. — Потянуло на Сахалин, и все тут.
На остров он попал не сразу. После окончания Миасского геологического техникума новоиспеченный гидрогеолог по распределению поехал в Курганскую область искать в засушливой зауральской степи воду. Но сама судьба, казалось, тоже прислушивалась к его внутреннему голосу: попал под сокращение штатов и обрел в связи с этим право свободного выбора места работы и жительства. «Махнул» на Сахалин.
Остров удивил обвалом снегов, под тяжестью которых оседали японские, корейские и китайские фанзы, обрамленные живописнейшими лесами речками Сусуей, Таей, Харой — название последней на русский переводится как солнечная долина. Он не переставал удивляться обилию грибов, гигантскому растению борщевик, из стебля которого в старину осваивавшие остров казаки делали лодки. Шиповнику, настолько крупному и сочному, что местные жители, выбрав семена, варили из него варенье, актинидии — коломикте и аргуте, ягоды которых здесь называли дальневосточным крыжовником, а чаще — изюмом, лопухам, крупнеющие листья которых напоминали уши слона.
Воду на острове он, конечно, не искал. Наоборот участвовал в осушении болот. Однако и сейчас еще помнит вкус ее. Удивительно чистая, мягкая вода, подстать родниковой.
— Изумительная, — уже без иронии подтверждает другой мой собеседник Николай Максимов, человек флотский служивший на Камчатке, а ныне известный в Джанкое садовод-опытник — сколько раз меня в Москве просили, хоть бутылочку дальневосточного пива привезти. Оно ведь из этой вот самой воды и делалось…
И рыба, конечно, — кета, горбуша, корюшка. Реки кипели, когда она шла по ним на нерест, выплескиваясь на берега. И краб камчатский — самый большой, беломясый — чудо!
Службу армейскую «ломал» Герасимов на Сахалине…
И поносила же его судьба по белу свету. Еще во время учебы на практике в Тюмени «ели» его комары, на Алтай судьбина забрасывала.
— Вот красотища! — вспоминает — самое лучшее место из тех, где бывал. Природа — первобытная, вода в речках чиста как слеза: там ведь в них золото не моют.
Пока в армии служил, родители в Крым переехали. Его и сюда экзотика крымской земли поманила. Приехал к родителям в Нижнегорский и, казалось, теперь уж осел навсегда. Но нет, поработав в Керченской гидрогеологической партии в крымской геологической, которые вели съемки под строительство гидромелиоративных объектов, бурили шурфы, определяли гидрогеологическое состояние воды, составляли гидрологические карты, обозначая в них, где засоление началось, где какие породы залегают, уровень подземных вод, он рванул на Кубань, там работал, но вернулся, устроился в Феодосийскую нефтеразведку.
При воспоминании о том времени когда искал нефть, он вновь преображается.
— Видел бы ты как бьет фонтан! Этакая силища из-под земли вырывается, двухкилометровые трубы из скважины как спички, случается, выбрасывает! — говорит он со смешанным чувством восторга и ужаса — нам приходилось специальным баритовым раствором их закреплять.
— Ну а здесь, в Нижнегорском, осел все-таки, что, кочевая жизнь надоела? — спрашиваю его.
— Как тебе сказать, годы, конечно, берут свое, но не они одни на землю потянули. В разгул демократии, знаешь ведь, все, чем занимался, вдруг стало вроде бы и ненужным. Заработки упали, а жить-то надо. Вот и решил садоводством да цветоводством заняться.
Нет, он и здесь себе не изменил. И в этом деле проявилась его тяга к открытию нового, неизведанного. Постепенно это устремление переросло в страсть коллекционера. Мотался по городам и весям в поисках диковинных растений, раритетов, новых уникальных сортов. И сколотил таки приличную коллекцию, равных которой у садоводов— любителей Крыма, пожалуй, не найдешь. Около 80-и сортов яблони, почти столько де — груши, одиннадцать — айвы, хеномелис, цимдолюс (гибрид яблони и айвы).
— Боярышник уникальный достал — Китайский-1, сообщает, — крупноплодный.
— Это что, подобный боярышнику Поярковой, что ли?
— Бери круче, плоды как лесное яблочко!…
Ирга, пять видов рябины, алыча сортов ранее мне не известных, слива, среди сортов которой чарует крупностью плодов и вкусом Чачакская наибольшая.
Среди тридцати сортов персика и семи — нектарина уже давно известные Красна девица, Кремлевский, нектарин Крымчанин и малоизвестные — персик Казахстанский ранний, Освежающий, перспективные Эрли Крест, АК Шефтали, Кондор, Рилайнс, нектарины Эрли ред, Адриатика.
А еще миндали, кизилы, орехи, черешня, вишня, черемуха, сафора, облепиха, шефердия, актинидия, шиповник, розы, смородина красная, черная, белая, йошта, крыжовник, сирень, секуринега, пятнадцать сортов зизифуса, среди которых такие редкие, как Китайский-2А, Вахигский, Дружба, финик. А еще и дети субтропиков — несколько сортов инжира, граната. И шелковица у него неординарная Шах-тут, Анапа, Симеиз, белая, красная.
Долгое время он собирал коллекцию зимостойкой хурмы. И теперь гордость его составляют не только Россиянка и Никитская бордовая, но и самые морозоустойчивые Мидер. Джон Рик, Лантерн, Зорька, Говерла.
Малина, ежевика, земляника… Есть и лекарственные травы: зверобой, сумах, валериана, чабрец, рута, душица, котовник, мелисса и множество цветов.
А в доме у него мирт, лимоны, мандарины… Чем ни ботанический сад! И все это по крупицам собрано влюбленным в зеленый мир человеком. У него только картофеля, выращиваемого на семена, до тридцати сортов.
Зачем это все ему? Спроси, может и не ответить. Понять это можно только тогда, когда выйдешь во двор у его дома и на крохотном участке — вряд ли больше двух соток — где Геннадий в контейнерах выращивает саженцы плодовых культур и цветов, вдруг вспыхнет радугой Пассифлора-съедобная, Гигантская, Крылатая, Голубая, жемчугами, рубинами, сапфирами, малахитовой зеленью обрадует вся его цветочно-кустарниковая коллекция.
И подумается: а может это и есть то единственное, что он искал, мотаясь по свету, то назначенное ему судьбой — создавать вокруг себя красоту и радовать ею людей, передать им все из природных ценностей, накопленных за годы странствий в копилке его души.
В. ПАЩЕНКО, литературный редактор.